Серые стены. Серый потолок. Пол… был бы серый, но настолько грязный, что скорее является коричневым. Ватикан такой прекрасный город. Почему же он настолько серый? Может потому, что многое сделано из камня? Нет. Вряд ли. В дорогой моему сердцу Византии тоже очень много камня, но всё же мир вокруг кажется ярким. Может эта серость в моих глазах? Может, я вижу всё таким потому, что я в тюрьме?

Инквизиторы – страшные люди. Столько шума, столько разрухи там, где они появляются. Разве я причинила кому-либо хотя бы толику неудобства? Зачем они ворвались в мой дом? Зачем выломали мою дверь? Зачем перевернули всё вокруг? Зачем разбили мою любимую чайную чашку? Разве это было необходимо? Почему они постоянно кричали, что я чудовище? Неужели я и в правду похожа на монстра? Они напугали меня, эти люди одетые в стальные доспехи. Они сверкают на солнце, словно демоны что изображены на старых картинках. Почему эта земля называется святой, если здесь живут демоны? Отец, отправляя меня сюда, ты хотел, чтобы я сама нашла ответы на все эти вопросы. Я это знаю. Но что, если моя жизнь закончится в этих серых стенах? Что если вопросы навсегда останутся без ответов?

Сегодня я увижу человека, про которого ты так много говорил. Знаешь, я уже восхищаюсь им. Глупо, наверное. Хотя, разве можно ожидать мудрых вещей от пятнадцатилетней девчонки? Пятнадцати? Ах, да. Уже шестнадцати. Ведь сегодня двадцатое декабря. Мой день рождения. Значит, в качестве подарка мир решил мне преподнести встречу с тем, кого я давно желала увидеть. Франческо де Медичи, я боюсь тебя, но восхищаюсь тобой. Не думай, это вовсе не из-за того, что мой отец пристально следит за тобой как за великим полководцем Святой земли Ватикана. Нет. Я сама осознала для себя, что ты тот человек, которым я восхищаюсь. Отец здесь совершенно не при чем. Интересно, смогу ли я сказать это самому кардиналу? Как мне вести себя? Какой он на самом деле, де Медичи? Понравлюсь ли я ему?

Ах! Если бы только у меня при себе был личный дневник! Я бы столько записала в него. Мысли, словно пчелы, роятся в моей голове. Беспокойные мысли в бестолковой шестнадцатилетней голове… Холодно…

Шаги? Шаги за дверью. Кто это может быть? Звук широких шагов… Должно быть идущий – высокий человек. Шаги такие уверенные. Как у моего отца. Что? Он идет сюда? Шаги определенно остановились у моей двери. Страшно…

Кто этот человек? Он вошел сюда словно хозяин. Действительно высокий. И лицо словно вырезано из камня. А глаза, особенно при этом тусклом свете, такие, что хочется стать горошинкой и закатиться куда-нибудь в угол. Так, чтобы он не заметил. Почему я сжалась как испуганный котенок? Я – дворянка Великой Империи! Я должна показать себя! Вот так. Да. Встать, повернуться к нему, улыбнуться, ну же, улыбайся. Теперь слегка присесть в реверансе. Ноги подкашиваются… Наверное, он сейчас думает что я просто неуклюжая девчонка. Почему я не могу поднять на него взгляд? Почему не могу посмотреть в его глаза? Кто же он?

«Вы являетесь гражданином недружественного государства, назовите цель вашего незаконного пребывания в Риме!?»

- Д-да. Простите. Здравствуйте. М-меня зовут Виттория. – девушка, наконец, сумела поднять глаза на стоящего перед ней человека, но не увидела ничего кроме каменного лица с двумя словно жалящими, блестящими глазами. Кем бы ни был этот человек, она – дворянка величайшего из государств этого мира, верноподданная самой Императрицы, рядом с ним выглядела, словно маленький серый мышонок, загнанный в угол огромным котом. У кота, и она это заметила, были очень аристократичные и волевые черты лица.

- Здесь, в Риме, лучшая школа искусств. Я лишь хотела учиться здесь. Я никому не желала зла! Пожалуйста, поймите! – произнося эти слова, Виттория заплакала. За всё то время, что она одна просидела в этих серых стенах, она не проронила ни слезинки. Но теперь она почему-то не смогла сдержаться.

Отредактировано Виттория Ольгерд (10.11.2010 18:40:45)

Слова этого человека в красном одеянии словно вбивались в голову бедной девочке. Хотелось кричать, вопить о том, что он ничего не понимает. Что он не прав, ведь она и в правду приехала именно в Рим, а ни в какой другой город Ватикана потому, что здесь располагалась лучшая во всей Европе школа изящных искусств. Только вот Виттория не могла вымолвить ни слова. Когда ее высокий посетитель ушел, так и не дав ей высказаться, она всё еще плакала. Потом немного успокоилась, но, так как слезы все равно подступали к горлу и перехватывали дыхание, она так и не вымолвила ни слова. Только всхлипывала иногда.

Ее перевели в другое помещение. Сквозь заплаканные глаза оно казалось таким же серым, как и предыдущее. Постепенно девочка успокоилась. Наиболее успокаивающим занятием для нее сейчас было жевание суховатой булочки, которую ей оставили инквизиторы. Эта странная сдоба даже показалась ей вкусной. Немного солоноватой, но это была вина скорее ее слез, чем пекарей. Когда в глазах прояснилось, и они перестали чесаться и болеть, Виттория осмотрела ту комнату, где, по мнению ее пленителей, ей было самое место. Стены действительно были серыми. Может это просто любимый цвет жителей Ватикана?

Виттория встала и начала ходить по комнате. Четыре стены, ни одного окна, малюсенькая дополнительная комнатка с тем, что можно было бы назвать душем, но совести не хватало, и что-то похожее на туалет. По крайней мере, оно пахло как туалет. Крайне не приятно. Девочка представила, как она должно быть сейчас выглядит – вся зареванная и растрепанная, совсем не похожа на дворянку. Виттория ужаснулась. Поиски зеркала или хоть какой-то отражающей поверхности не дали результата. Пришлось подключать воображение. Она более достоверно вообразила свой нынешний внешний облик, еще раз ужаснулась и начала приглаживать волосы, стараясь расчесать их собственными пальчиками. Больно и не удобно, но это единственное что она смогла придумать. Виттория подошла к раковине с четким желанием умыться. Она открыла кран с, как она думала, горячей водой, но тот только издал громкий хлопок, от которого девочка подпрыгнула на месте. Вода так и не пошла. Тогда она попытала счастье с другим краном. Он тоже хлопнул, хотя это было уже не настолько пугающе неожиданно. Из него тонкой струечкой потекла желтая, совсем не похожая на воду жидкость. Ко всем прочим особенностям эта текучая субстанция имела не приятный запах. На всякий случай Виттория решила не прикасаться к ЭТОМУ и поспешно закрыла кран. Может, сейчас она и находилась где-то в застенках Ватикана, но она не забывала заботиться о своем здоровье. Чистой стороной рукавов своего платья уже причесанная Виттория вытерла личико. Наверное, оно сейчас выглядело не очень приглядно, понятно, почему тот высокий мужчина так поспешно покинул ее. Его не в чем было винить. Заплаканная девушка с распухшими от слез глазами и носом – не самое приятное зрелище. Ничего. Вот она немного успокоится и снова станет очень даже симпатичной.

И она успокоилась. Прошло уже много времени. Может час, а может даже и два. За эти тянущиеся десятки минут Виттория успела осмотреть всё помещение от пола и до самого потолка. Самым замечательным из всех открытий для нее стало то, что под довольно толстым слоем грязи, которая не сильно сложно стиралась пальцем, стены оказались вовсе не серыми, а голубыми. Наверное, когда-то они были синими, но со времен последней покраски успели выцвести. Каша оказалась не вкусной. Это, правда, не помешало девушке съесть уже около половины тарелки. В углу Виттория обнаружила камушек. Сначала она не придала этому событию особого значения, но, по мере бега часов, она всё чаще возвращалась к своей находке. Камушек, оказалось, очень интересно подбрасывать и ловить. Он мог отскочить от стены и улететь куда-нибудь. Тогда его приходилось искать. Это тоже, в своем роде, было интересно. А еще им можно было сцарапывать грязь со стенок! Но это развлечение она оставила на потом. За время, проведенное в камере, - Виттория уже потеряла ему счет - ей стало на столько скучно, что она решила почитать найденную ей книжицу. Сюжет, надо сказать, оказался совсем не захватывающим. Тот писатель-фантаст, который сотворил сие произведение, явно не отличался большим талантом. Герои были утрированы, да и Виттории не понравилось, что самого хорошего в этой истории дядьку распяли на кресте.

Девушка снова нашла на полу свой заветный камушек, подошла к стене и с упоением начала выцарапывать самую красивую на ее взгляд сцену из всей книжонки. Какую-то похожую историю она уже слышала, когда жила в Империи и, наверное, поэтому она ей понравилась. Виттория не зря хотела учиться в лучшей школе изящных искусств. Она прекрасно рисовала. В свои шестнадцать лет она уже превосходила многих соотечественников художников. Даже тех, что писали работы специально для Императрицы.

Полотно, на которое у Виттории ушло еще несколько часов свободного времени, растянулось чуть ли не на всю стену камеры. Вот здесь по пустынной дороге шли волхвы, здесь сияла, озаряя небосклон, звезда Вифлеема, а здесь в небольшом хлеву Мария держала на руках своего только что родившегося малыша. Виттории самой очень нравилось то, что получалось. Она могла бы еще долго творить свой маленький шедевр, но ей огромный дискомфорт доставляла жажда. Инквизиторы, по абсолютно непонятной для девушки причине, не оставили в комнате ни глотка воды. В кружке было лишь какое-то жалкое подобие крови. Даже если бы Виттория была уже пробужденным Мафусаилом, она бы десять раз подумала, прежде чем сделать хоть глоток этой красной гадости. Но девушка принципиально не пила крови, и даже мысль об этом была ей противна. Несколько раз Виттория стучала в толстую дверь своей камеры и просила принести ей попить. С другой стороны никто не отзывался. Может они не слышали ее, а может, просто не слушали. Виттория снова и снова возвращалась к своему настенному «полотну» пока окончательно не выбилась из сил. Она действительно очень сильно хотела пить. Она даже пару раз больно укусила себя за язык, чтобы вызвать слюноотделение, но это уже перестало помогать. Раза два она подходила к раковине с ржавой жидкостью, но так и не решилась даже попробовать эту непонятную химическую смесь. В конце концов, Виттория, совсем без сил, пытаясь облизать совершенно высохшие губы, упала на то, что вероятно являлось кроватью, и впала в забытье.

Виттории снился странный сон, словно она лежала в абсолютной пустоте. Казалось, это длилось целую вечность. И что странно в этой бесконечности ей было спокойно. Потом что-то изменилось. Вечность, конечно, осталась такой же, но появилось что-то еще. По ощущению это было что-то очень большое и возможно даже имело цвет. Скорее всего, теплый. Виттория окинула взглядом весь доступный ей кусочек бесконечности, но ничего примечательного не увидела. Затем ее поглотило забытье.

Проснулась девушка, словно в совсем другом мире. Красивая комната, аккуратная и прибранная. Всё декорирование выполнено в мягких, успокаивающих тонах. Наконец Виттория напилась воды. Инквизиторы снова оставили ей графин с этим противным кровезаменителем. Неужели они не понимают, что он ей не нужен? Странные какие… На тумбочке ею была обнаружена записка, написанная очень красивым почерком. По непонятным причинам эта бумажка, а может что-то в ней, напомнило Виттории ее сон. К тому моменту он уже успел покрыться дымкой забвения, и конкретных событий девушка припомнить не смогла, однако странное ощущение всё же осталось. Наверное, теперь это ощущение будет возникать всегда, когда она будет слышать имя Медичи, ведь записка была подписана им.

На стуле лежало чистое, совсем новое платье. Таких, конечно, Виттория не носила, но всё, что могло бы в ней воспротивиться решению переодеться, быстро замолчало, когда она заметила свое отражение в небольшом зеркале, висевшем на стене. Вид был такой, словно ее целый месяц нещадно пытали. Как она могла себе позволить такую неопрятность? Виттория поспешила найти уборную. Предчувствие не обмануло девушку. В душе всё было сделано на редкость хорошо (на редкость для тех застенков Ватикана, которые ей уже довелось увидеть). Юная растрепанная леди закрыла дверь на шпингалет. Он был очень хиленький, но воспитанному человеку и в голову не могло прийти, что кто-то будет пытаться открыть дверь без желания принимающего водные процедуры. Поэтому Витторию эта хлипкость не беспокоила. Она сняла с себя свое грязное, поистрепавшееся платье. Ей было жаль его. Всего день назад оно было таким красивым. Нижнее белье девушка тоже сняла и аккуратно положила на полочку. Совершенно обнаженная, Виттория подошла к душевой кабине. Хоть и не решительно, но с желанием и большими надеждами она повернула краник с горячей водой. Потекшая горячая и чистая жидкость привела девушку в настоящий восторг. Ей, как ребенку, захотелось прыгать, и весело смеясь, плескать воду в разные стороны. К счастью она вовремя вспомнила, что является плененной аристократкой империи, и остановилась. Впечатления от приема душа предыдущая мысль испортить не смогла. Виттория наконец смыла с себя всю грязь, все печали и сомнения, которые были в ее душе. Ей стало легко и хорошо. Ее щечки снова покрылись румянцем, глаза заблестели, а кожа приобрела тот мягкий, словно шелковый, вид, который всегда оттенял ее красоту.

Когда Виттория хорошенько вытерлась после душа, она не смогла обнаружить свежего нижнего белья. Это ее слегка озадачило. Как так? Что же делать? Она не была сильно изнеженным созданием, и потому смогла справиться с долгосрочным решением проблемы – она просто постирала свои изящные вещички – но надеть их сырыми она так и не решилась. Пришлось повесить трусики и бюстгальтер сушиться в душевой, а платье надеть на голое, еще немного влажное, тело.

Пока сохли волосы, Виттория перекусила фруктами, которые стояли на столике в комнате. Она очень любила фрукты, поэтому съела все. К тому же она была голодной. Она всегда хотела есть, когда волновалась. Мама говорила, что это не самая лучшая привычка – есть в такие моменты, но девочка просто ничего не могла с собой поделать.

Виттория села перед зеркалом и начала создавать на своей голове миленькую прическу.

Дверь камеры отворилась, и на пороге возник тот самый мужчина в красной одежде, которого Виттория уже один раз видела. Он, словно скала, словно крутой утес, возвышался над сидевшей девочкой. Его глаза сверкнули, и в них отразилось испуганное личико повернувшейся на звук открывающейся двери юной мафусаилки. Своим строгим, словно выточенным из чего-то очень твердого, голосом он задавал пленнице вопросы, смысла которых она не могла до конца понять.

Ведомство? Что он имеет в виду?

Виттория посмотрела на стоявшего перед ней человека своими светлыми глазами. Она не знала, что можно ответить на вопросы казавшиеся ей не то смешными, не то бессмысленными.  Услышав последнюю из произнесенных фраз, девушка совершенно непроизвольно, словно пытаясь понять то, чего от нее добивается человек в красной накидке, склонила свою аккуратную головку на правое плечо, моргнула большими невинными глазами и произнесла слова, которые вряд ли кто-либо был готов услышать в этих стенах:

- Но я не пью кровь.

Виттория замолчала. Она смотрела на высокого человека всё тем же взглядом. Со стороны эта сцена выглядела так, словно огромный хищник готовится разорвать сидящую перед ним маленькую птичку, ведь в этот момент девочка действительно была похожа на миниатюрную фею из детской сказки. Сейчас она сидела на стуле и от того казалась еще меньше и нежнее. Ее руки были аккуратно сложены на коленях, волосы струились по прямой как струнка спине, создавая приличествующую ее возрасту и статусу прическу. Удивительно, но платье, принесенное новым главой бункера, было ей очень к лицу. Хотя, разве может быть что-то не к лицу такой юной и милой особе?

- Вы задаете очень странные вопросы. – Ее голос слегка дрожал, но она изо всех сил пыталась скрыть те волнения, которые так ясно вырисовывались, стоило ей только открыть свой ротик. – Я никогда не служила ни в каких ведомствах. Согласно законам Империи, «любимые солнцем» слишком юны, чтобы занимать какие-либо посты.

У Виттории от волнения перехватило дыхание, поэтому она слегка кашлянула, прикрыв свои розовые губки тонкими пальчиками. Через мгновение она снова достаточно успокоилась и, как бы поддерживая свое колотящееся от переживаний сердечко, положила ладошку себе на грудь.

- Простите, я не расслышала Вашего имени. Мне слегка не удобно обращаться к человеку, чье имя остается для меня загадкой. – Виттория очень старалась быть вежливой, но в ее взгляде по-прежнему читались страх и нерешительность. Находиться под взглядом такого человека как тот, что сейчас был перед ней, всё равно, что стоять под дулом пистолета.

Суровый человек смягчил свой тон и перешел на имперский. Несмотря на то, что Виттория идеально говорила на языке ватиканцев, она всё же была благодарна своему собеседнику, ведь родная речь ее успокаивала. К тому же, речь этого человека была несколько забавной. Было видно, что он прекрасно владеет лексикой и грамматикой, но абсолютно не имеет опыта устного общения. Расстановка ударений в некоторых словах, ритмика речи, интонации – крохотные составляющие ее родного языка в устах говорящего с ней были слегка иными, чем у имперцев. Это немного позабавило Витторию, хотя вида она не подала. Наверное, она даже не осознала этого, но именно такие мелочи заставили ее почувствовать себя спокойнее.

Человек в красном говорил странные вещи. Что-то про погрязших в кровожадности жителей империи… Пока Виттория пыталась осознать его слова, собраться с мыслями и ответить (может быть даже немного возмутиться), стоявший перед ней человек назвал свое имя.

Я кардинал священной римской империи, верховный полководец великого ордена инквизиции, граф и лорд протектор святой земли Франческо де Медичи!

Бедная Виттория. Она сначала побледнела, а потом зарделась алым румянцем. Её сердечко заколотилось, словно она была не просто юной девушкой, а крошечной птичкой. Перед ней стоял сам де Медичи – человек, которым она восхищалась. Разумеется, она никогда прежде его не видела, но еще дома слышала много восторженных отзывов об этом человеке от своего отца, и, как и положено всем юным и романтичным девушкам, она успела сочинить свой собственный образ принца на белом коне, и влюбиться в него по самые уши. Виттория крепко сжала, сложенные на коленях, кулачки, потупила взгляд и с минуту собиралась с мыслями.

Что ему сказать? А вдруг он меня не правильно поймет? Мать Императрица, что же мне делать? – наверное, это были самые осознанные фразы, которые метались в ее взволнованном разуме в то время, пока вокруг царило молчание. Потом Виттория зажмурилась и, успокаивая свое непослушное сердечко, медленно вздохнула. Кулачков она не разжала, но всё-таки сумела заставить себя поднять взгляд на кардинала.

- Простите мне мое поведение, кардинал де Медичи. Я много слышала о Вас от своего отца и потому для меня это большая честь встретить Вас. Я немного волнуюсь. – Виттория улыбнулась уголками рта. На большее сейчас она была просто не способна. Всё тело дрожало от волнения, и контролировать эту дрожь стоило ей значительных усилий. На ватных ногах она поднялась и, несмотря на слабость, сделала элегантный реверанс. Далее она предпочла говорить стоя, ведь это было более вежливо, да и стоящий перед ней мужчина так выглядел менее неприступно высоким.

- Я извиняюсь за свои слова, но Вы говорите очень странные вещи и задаете не до конца понятные мне вопросы. Империя – страна честных людей, и для ее жителей, особенно знатных, погрязнуть в зверствах значит нанести оскорбление самому дорогому из живущих существ – Матери Императрице. Она никогда и ни при каких условиях не допустит бессмысленной жестокости на своей земле и ни за что не позволит своим детям причинять неоправданный вред терранам. Таковы законы Империи.

Виттория еще раз вздохнула. На этот раз более уверенно. Она очень любила свою родину и ее вечную правительницу – Императрицу. Защита того, что было для нее на столько дорого, придавала девушке силы моральные и физические. Тело постепенно перестало дрожать, и она смогла немного более уверенно взглянуть в глаза кардиналу.

- Вы спросили меня, почему мне не требуется кровь. Меня это удивляет. Но, вероятно,  Империя на столько скрыта от глаз жителей Ватикана, что такие обычные вещи оказываются для вас тайной. – Тон Виттории был ни в коей мере не нахален и не надменен. Она просто решила рассказать кардиналу то, что для нее было само собой разумеющимся. – Все мафусаилы рождаются любимыми солнцем. Мы наслаждаемся его светом и очень ценим эти годы. Яркий солнечный свет в чистом голубом небе – это то, что пробудившиеся мафусаилы могут видеть лишь в прекрасных снах. – Не вооруженным взглядом было заметно, что Виттория любит ясные дни, любит купаться в солнечных лучах. Это читалась на ее лице. – Пока не окончится эта пора мы не испытываем нужды в веществах, содержащихся в человеческой крови. Когда же солнце перестает дарить нам свою любовь, впервые появляется та жажда, которая когда-то разделила два наших народа. И зря Вы, кардинал де Медичи, думаете, что по земле Империи текут реки человеческой крови. Среди преданных детей Императрицы считается оскорбительным пить живую кровь. Этим занимаются только преступники.

Нежный голосок Виттории, наконец, перестал дрожать. Она продолжила:

- Вы спросили меня, как я оказалась в Риме и почему. Я уже отвечала на этот вопрос при нашей первой встрече. Вероятно, Вы просто не обратили на это внимания. Я приехала сюда учиться. В будущем я намерена стать художником, а La Scuola Lorenzo de' Medici – лучшая из ныне существующих школа изящных искусств. - Поняв, что обозначенное ей учебное заведение было названо в честь одного из предков стоящего перед ней кардинала, Виттория опять смутилась и покраснела. – Сейчас там, на согласовании, должны лежать мои документы. С нового года я должна была начать свое обучение. Но, теперь, видимо, не начну… - Наконец осознав этот факт, Виттория не смогла сдержать слез. Она правда мечтала поступить в эту школу, даже несмотря на то, что та находилась в самом сердце враждебного ее родине государства.

Вытирая пальчиками катящиеся из глаз слезы, девушка продолжила говорить. Ее голос вновь сильно дрожал.

- Рим такой большой и прекрасный город. Почему здесь не может найтись места тому, кто искренне хочет стать его частью? Почему? Я ведь просто хочу рисовать! Поэтому отец был против моего выбора? Неужели он был прав, говоря о том, что жизнь бывает несправедлива? Не хочу. Не хочу!

Слезы катились и катились из ее красивых глаз. Это были искренние, чистые слезы, в которых не было ни капли притворства или лжи.